Публикации / Это интересно и полезно

Андрей Десницкий о том, почему церковь проигрывает конкуренцию за умы

Начался Великий пост, а с ним, по традиции, холивары православных в соцсетях. Только сюжеты сменились. Всего пару-тройку лет назад горячие споры шли о том, можно ли в пост есть креветок и прочих морских гадов, а также заниматься сексом (разумеется, речь шла о венчаных супругах). Сегодня о таком, пожалуй, и не вспомнят.

Поводы для разговоров куда серьезней и печальней. Еще не успели отгреметь споры об «Исповеди бывшей послушницы» Марии Кикоть, в которой рассказывалось об ужасах монастырской жизни и которую одни посчитали клеветой, а другие — правдивым свидетельством. И вот новый портал Ахилла, названный так по имени одного из героев романа Лескова «Соборяне», публикует следующее разоблачение: исповедь бывшего священника. А впрочем, не бывшего, просто анонимного: он разочаровался в РПЦ и утратил веру, но продолжает совершать богослужения, ведь кормиться как-то надо. Как говаривали в старину, «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». Только священник ли он после этого? Действительны ли таинства, совершаемые атеистом? Не думаю.

Дальше — больше. Вот уже появляется совсем не анонимное интервью священника, который пришел в церковь, чтобы служить Богу и людям, и очень скоро попал в жернова «системы», где служат лишь начальству и собственной выгоде.

Все эти тексты надрывные, в них наверняка много перехлестов, не все изложено с документальной точностью и беспристрастностью — но когда и где «бывшие» иначе говорили о предмете своей любви вскоре после разрыва?

Но вот совершенно вегетарианский текст другого священника, который понял одну простую вещь: когда к нему приходит толпа народу на исповедь, он может потратить на каждого максимум полминуты и никому ничем не может помочь. И вот пройдя тренинг по коучингу (какие нецерковные слова!), он наконец-то понял, что может помогать людям и реализовывать свои устремления и таланты вне церковных стен.

---

Таких историй немало можно услышать на поповских кухнях за рюмкой чая, где они и остаются.

Вернее, оставались до недавних пор. Первую четверть века «церковного возрождения» (отсчитывая от 1988 года, когда Горбачев дал верующим свободу) в РПЦ видели если не священный идеал, то по крайней мере что-то совершенно иноприродное нашему обществу и неподсудное ни молве, ни законам.

Трещина прошла в связи с делом Pussy Riot, когда церковь оказалась вовлечена в политический процесс, а теперь, похоже, плотину прорвало. Мусор, который десятилетиями не выносили из епархиальной избы, начал вываливаться из окон.

Почему именно сейчас? Его слишком много скопилось, кто бы спорил. Но и пять лет назад его было не меньше. Нет, дело еще и в том, что наше общество стало всерьез определять для себя границы дозволенного и оспаривать неоспоримые прежде авторитеты — история с 57-й школой служит отличным примером. Это признак становления настоящего гражданского общества, о необходимости которого мы все время говорим.

Кроме того, в девяностые у многих была уверенность: стоит принять православие образца девятнадцатого века как модель ролевой игры, и рано или поздно все наладится. Не наладилось. Выросло то самое поколение воцерковленных с младенчества детей, которому обещали Святую Русь в масштабах отдельного прихода...

И вот многодетный священник или свечница средних лет ощущают, что они всю свою жизнь положили на жертвенник в алтаре, как и горели в юности, но не получили чаемого мира в душе.

А профессию менять уже поздно, и самодура-архиерея вместе с его хамом-секретарем сместить им не по силам. Сколько таких историй по Святой Руси…

К тому же люди узнали современный мир, познакомились с психологией и психотерапией, поняли, что многие из их жизненных проблем эффективнее решаются методами двадцать первого века — и задумались, так ли обязательно следовать моделям девятнадцатого.

А с РПЦ произошла еще одна важная перемена. Как показывает любая статистика, храмы даже на великие праздники посещают считаные проценты населения, притом большинство уверенно называет себя «православным» (еще одно доказательство, что 86% людей в нашей стране, как, впрочем, и в любой, — не фанатики, а практичные конформисты). И это, на самом деле, удобно, потому что искренне верующие и глубоко церковные люди имеют свои представления о добре и зле и бывают слишком самостоятельны — а вот те, кто в церковь заглядывают раз в год, обычно на венчание-крестины-отпевание, нетребовательны и неприхотливы.

Но зачем им церковь? Самый простой ответ — для тех самых крестин и отпеваний, проще говоря, для ритуально-бытового обслуживания. Эта потребность неизменна, но она возникает лишь изредка. Ее одной мало.

Таких историй немало можно услышать на поповских кухнях за рюмкой чая, где они и остаются.

Вернее, оставались до недавних пор. Первую четверть века «церковного возрождения» (отсчитывая от 1988 года, когда Горбачев дал верующим свободу) в РПЦ видели если не священный идеал, то по крайней мере что-то совершенно иноприродное нашему обществу и неподсудное ни молве, ни законам.

Трещина прошла в связи с делом Pussy Riot, когда церковь оказалась вовлечена в политический процесс, а теперь, похоже, плотину прорвало. Мусор, который десятилетиями не выносили из епархиальной избы, начал вываливаться из окон.

Почему именно сейчас? Его слишком много скопилось, кто бы спорил. Но и пять лет назад его было не меньше. Нет, дело еще и в том, что наше общество стало всерьез определять для себя границы дозволенного и оспаривать неоспоримые прежде авторитеты — история с 57-й школой служит отличным примером. Это признак становления настоящего гражданского общества, о необходимости которого мы все время говорим.

Кроме того, в девяностые у многих была уверенность: стоит принять православие образца девятнадцатого века как модель ролевой игры, и рано или поздно все наладится. Не наладилось. Выросло то самое поколение воцерковленных с младенчества детей, которому обещали Святую Русь в масштабах отдельного прихода...

И вот многодетный священник или свечница средних лет ощущают, что они всю свою жизнь положили на жертвенник в алтаре, как и горели в юности, но не получили чаемого мира в душе.

А профессию менять уже поздно, и самодура-архиерея вместе с его хамом-секретарем сместить им не по силам. Сколько таких историй по Святой Руси…

К тому же люди узнали современный мир, познакомились с психологией и психотерапией, поняли, что многие из их жизненных проблем эффективнее решаются методами двадцать первого века — и задумались, так ли обязательно следовать моделям девятнадцатого.

А с РПЦ произошла еще одна важная перемена. Как показывает любая статистика, храмы даже на великие праздники посещают считаные проценты населения, притом большинство уверенно называет себя «православным» (еще одно доказательство, что 86% людей в нашей стране, как, впрочем, и в любой, — не фанатики, а практичные конформисты). И это, на самом деле, удобно, потому что искренне верующие и глубоко церковные люди имеют свои представления о добре и зле и бывают слишком самостоятельны — а вот те, кто в церковь заглядывают раз в год, обычно на венчание-крестины-отпевание, нетребовательны и неприхотливы.

Но зачем им церковь? Самый простой ответ — для тех самых крестин и отпеваний, проще говоря, для ритуально-бытового обслуживания. Эта потребность неизменна, но она возникает лишь изредка. Ее одной мало.

Церковь помимо того может дать людям некие высшие ценности, чувство причастности к чему-то высокому и великому. Как мы смогли убедиться за последнюю пару лет, эта потребность огромна, и человек готов немало платить за ее удовлетворение. Но эту роль у церкви в последние годы отобрал Кремль, и даже в истории с Исаакием он чувствительно щелкнул по носу патриархию, показав, кто тут главный хранитель национальных святынь. Национальный лидер ведь не нуждается ни в каких институтах, чтобы общаться как со своим народом, так и с высшими силами.

На этом фоне особенно проигрышно смотрятся мелочность и злобность тех, кто спешит делать заявления от имени православия.

Кроме того, при патриархе Алексии церковные иерархи обычно выходили на публику лишь с гладкими рассказами о том, какой сегодня пост и завтра праздник, — а все вопросы вроде передачи соборов решались кулуарно.

Патриарх Кирилл имеет активную позицию по многим общественным вопросам, но это означает, что и общество начинает все активнее приглядываться к церкви.

И вот к этому вниманию церковная иерархия оказалась совершенно не готова. Люди, которые из года в год слышат от подчиненных гламурные доклады о том, как расцветает духовность под их мудрым руководством, обычно просто не понимают, как устроено современное информационное пространство.

Любая критика любой стороны церковной жизни в их картине мира — нападки на церковь или прямое богоборчество. Да, конечно, кто-то кое-где у нас порой, но говорить о таком не подобает, будем лучше смотреть на положительные примеры. А проблемы тоже когда-нибудь обсудим, если священноначалие нас на то благословит. Заметим, что церковные сайты, размещая ответы на все эти «исповеди», старательно избегают ссылок на изначальный материал. Так поступали и советские пропагандисты, но, в отличие от советских времен, сегодня совсем не трудно найти оригинал, а отсутствие ссылок и цитат производит впечатление боязливости и непрофессионализма.

Все наше общество в последние десятилетия жило в условиях свободного информационного пространства — все, кроме церковных структур. Неудивительно, что они теперь проигрывают конкуренцию за умы и вынуждены реагировать на повестку дня, заданную другими. Проще всего указать на официально утвержденных врагов — известный публицист Сергей Худиев, например, утверждает, что все эти «исповеди» есть очередная антицерковная кампания, инспирированная Ходорковским.

Но коварные зарубежные враги тут ни при чем.

Если людям больно — они кричат, и этот крик никогда не бывает беспристрастным, взвешенным и объективным.

Если им зажимают рот, пусть даже «блага ради церковного», — крик копится внутри и однажды обязательно прорывается наружу. И общими словами о прекрасном от него уже никак не отделаешься.

Так что тексты такого рода будут появляться и дальше. Церковные спикеры будут давать на них беспомощные и бессодержательные ответы, воинствующие атеисты будут их с радостью распространять как доказательство своей несомненной правоты. Труднее всего будет православным, не утратившим ни ума, ни совести, ни веры. Им — а лучше скажу, нам — предстоит долгий и сложный путь между тотальным отрицанием и неразборчивым принятием, между большевистским разрушением и корпоративной этикой «что выгодно для церковных функционеров, то и угодно Богу». Предстоит учиться жить по евангельским образцам, а не по советским пропагандистским.

Но не в том ли и наша задача на Великий пост — куда более трудная и нужная, чем разговоры о креветках и сексе?

Источник