Публикации / Жизнь без рака

— Я принёс плохие новости. Мне очень жаль, но у вас рак.

Плохие новости? Я не могла удержаться от смеха. Когда я посмотрела на него, увидела, что он был весьма озадачен. Не все понимают этот вид смеха. Позже выяснилось, что у меня не было рака, и это тоже была хорошая новость.

Истина заключается в том, что пока мы не любим рак, мы не можем любить жизнь. Не имеет значения, что именно вы не любите в своей жизни: бедность, одиночество, потери. Только наше представление об этом, как о чем-то плохом или хорошем, заставляет нас страдать.
 
Я сижу у постели моей подруги. У нее огромная опухоль. Врачи сказали, что ей осталось жить несколько недель. Когда я отхожу от ее постели, она говорит:

— Я люблю тебя
— Нет, не любишь. Ты не можешь любить меня, пока не полюбишь свою опухоль. Все эти негативные эмоции, которые ты испытываешь по отношению к опухоли, ты когда-нибудь начнёшь испытывать ко мне. Как только я не дам тебе того, что ты хочешь, или разрушу то, во что ты веришь, ты будешь ненавидеть меня так же.

Это может показаться резким, но моя подруга когда-то просила меня всегда говорить ей правду. И сейчас она плачет. Слезы в ее глазах — это слезы благодарности.

Никто не знает, что хорошо, а что плохо. Никто не знает, что такое смерть. Может быть, это не что-то; может быть, это даже ничего. Это абсолютно не известно, и я люблю эту неизвестность. Мы думаем, что смерть — это состояние бытия или состояние небытия, и мы сами себя напугали собственными понятиями. Я люблю болезнь и здоровье, я люблю то, что приходит и то, что уходит, жизнь и смерть. Для меня жизнь и смерть равны между собой. Реальность хороша. Поэтому и смерть должна быть хороша, что бы это ни было, если это вообще что-то.
 
То, что я знаю о смерти, так это то, что, когда нет выхода, когда вы знаете, что никто не придет, чтобы спасти вас, нет никакого страха. Вы просто не беспокоитесь. Худшее, что может случиться на смертном одре — это убеждение. Ничего хуже, чем это, никогда не происходило. Если вы лежите на смертном одре и врач говорит, что все кончено для вас, и вы ему верите, вся путаница прекращается. Вам больше нечего терять. И в этом мире есть только вы.
 
Люди, которые знают, что нет никакой надежды, свободны. Они ни на что повлиять не могут. Всегда так было. Но некоторые люди должны умереть физически, чтобы это осознать. Не удивительно, что они улыбаются на смертном одре. Умирает все, что они искали в жизни: они отказались от иллюзии того, что они ответственны за что-то. Где нет выбора, там нет страха. Они начинают понимать, что ничего не рождалось. Есть только Вселенная. И ничто никогда не умирает. Есть только Вселенная.
 
Когда вы принимаете смерть, вы можете полностью присутствовать в настоящем моменте с умирающим. И, независимо от того, какую боль он, как вам кажется, испытывает, это не влияет на ваше счастье. У вас есть возможность просто любить, поддерживать и заботиться о нем. В этом заключается ваша природа.

Прийти к этому человеку в страхе, значит, научить его страху: он смотрит вам в глаза и видит в них, а какой глубокой беде он находится. Но если вы спокойны и в ваших глазах страха нет, он смотрит в них и видит, что все, что происходит — хорошо.

A doctor once took a sample of my blood and came back to me with a long face. He said he was bringing bad news; he was very sorry, but I had cancer. Bad news? I couldn’t help laughing. When I looked at him, I saw that he was quite taken aback. Not everyone understands this kind of laughter. Later, it turned out that I didn’t have cancer, and that was good news too.

The truth is that until we love cancer, we can’t love life. It doesn’t matter what symbols we use—poverty, loneliness, loss—it’s the concepts of good and bad that we attach to them that make us suffer. I was sitting once with a friend who had a huge tumor, and the doctors had given her just a few weeks to live. As I was leaving her bedside, she said, “I love you,” and I said, “No, you don’t. You can’t love me until you love your tumor. Every concept that you put onto that tumor, you’ll eventually put onto me. The first time I don’t give you what you want, or threaten what you believe, you’ll put that concept onto me.” This might sound harsh, but my friend had asked me to always tell her the truth. The tears in her eyes were tears of gratitude, she said.

No one knows what’s good and what’s bad. No one knows what death is. Maybe it’s not a something; maybe it’s not even a nothing. It’s the pure unknown, and I love that. We imagine that death is a state of being or a state of nothingness, and we frighten ourselves with our own concepts. I’m a lover of what is: I love sickness and health, coming and going, life and death. I see life and death as equal. Reality is good; so death must be good, whatever it is, if it’s anything at all.

Until you experience death as a gift, your work’s not done. So if you’re afraid of it, that shows you what to question next. There’s nothing else to do; you’re either believing these childish stories, or you’re questioning them—there’s no other choice. What’s not okay about dying? You close your eyes every night, and you go to sleep. People look forward to it; some people actually prefer that part. And that’s as bad as it gets, except for your belief that says there’s something else. Before a thought, there’s no one, nothing—only peace that doesn’t even recognize itself as peace.

What I know about dying is that when there’s no escape, when you know that no one is coming to save you, there’s no fear. You just don’t bother. The worst thing that can happen on your deathbed is a belief. Nothing worse than that has ever happened. So if you are lying on your deathbed and the doctor says it’s all over for you and you believe him, all the confusion stops. You no longer have anything to lose. And in that peace, there is only you.

People who know there’s no hope are free; decisions are out of their hands. It has always been that way, but some people have to die bodily to find out. No wonder they smile on their deathbeds. Dying is everything they were looking for in life: they’ve given up the delusion of being in charge. When there’s no choice, there’s no fear. They begin to realize that nothing was ever born but a dream and nothing ever dies but a dream.

When you’re clear about death, you can be totally present with someone who’s dying, and no matter what kind of pain she appears to be experiencing, it doesn’t affect your happiness. You’re free to just love her, to hold her and care for her, because it’s your nature to do that. To come to that person in fear is to teach fear: she looks into your eyes and gets the message that she is in deep trouble. But if you come in peace, fearlessly, she looks into your eyes and sees that whatever is happening is good.