Публикации / Дети
Почему школы не способны научить
В данной статье приводится практически полный текст выступления американского педагога Джона Тейлора Гатто, рядового учителя из самой обычной школы в Гарлеме, после вручения ему премии Учитель Года города Нью-Йорка. И несмотря на то, что произнесена эта речь была еще в конце прошлого века, а точнее - в январе 1990 года, она остается во многом очень и очень актуальной. В особенности - для стран, где движение анскулеров и хоумскулеров только набирает обороты.
Я принимаю эту премию от лица всех хороших учителей, с которыми я проработал бок о бок долгие годы. Это люди, которые стараются сделать свои отношения с детьми честными; они никогда не довольны собой, всегда задаются новыми вопросами, пытаются заново понять и переосмыслить, что же обозначает слово "образование". Учитель Года - это не лучший учитель из всех вокруг: такие люди слишком тихо себя ведут, чтобы быть найденными, - но он типичный представитель людей, охотно отдающих свои жизни служению детям. Моя награда – это и их награда.
Мы живем во время великого школьного кризиса, когда школы практически перестали выполнять свою функцию. Американские дети - на последнем месте среди девятнадцати развитых стран по уровню чтения, письма и арифметики. На самом последнем. Мировая экономика делает нас наркоманами, подсаживая на безудержное потребление. Бизнес попросту развалится, если мы перестанем покупать все эти созданные рекламой химеры, и школы тоже стали важной точкой продаж. Уровень суицида среда наших подростков – самый высокий в мире, и совершающие суицид дети - по большей части из зажиточных семей, не бедные. На Манхеттене половина всех браков распадаются меньше чем за 5 лет. Безусловно, жизнь идет не как надо.
Кризис школ - это отражение большего социального кризиса. Мы, кажется, потеряли свою подлинную сущность. Дети и люди пожилого возраста беспрецедентно изолированы и выброшены из общественной жизни – с ними просто никто не разговаривает, а без слияния и повседневного взаимодействия разных поколений общество не имеет ни будущего, ни прошлого, только сиюминутное настоящее. Можно ли вообще назвать нас "обществом", если посмотреть, как мы взаимодействуем друг с другом?! Мы живем в сетях, а не в обществе, и все мои знакомые из-за этого одиноки. По странному стечению обстоятельств, школа играет значительную роль в этой трагедии просто потому, что она подчеркивает и увеличивает разрыв между социальными классами. Используя школу как сортировочный механизм, мы оказываемся на пути к созданию социальных каст, вплоть до самой низшей, тех бродяг, что слоняются в метро и спят на улицах.
За двадцать пять лет работы учителем я обнаружил удивительный феномен: с каждым годом для крупных мировых компаний значение школы и образования в целом становится все меньше. Никто уже не верит, что ученые вышли из университетов, что политики начинали с уроков обществознания, а поэтические дарования выросли из тщательного изучения английского языка. Горькая правда в том, что школа в действительности ничему не учит, кроме как подчиняться приказам. Для меня это великая загадка, потому что в школах работают учителями, наставниками и руководителями тысячи заботливых, добрых людей, но вся существующая система школьного образования сводит на нет их личную работу. Несмотря на то, что учителя действительно проявляют заботу о детях и прикладывают много усилий, сама система - психопатична, у нее нет совести. Звенит звонок, и юноша должен закрыть тетрадь с недописанной поэмой и перейти в другой класс, где ему придется запомнить, что человек и обезьяна происходят от общего предка…
Американская форма принудительного обучения была изобретена в штате Массачусетс примерно в 1850 г. Ей оказывали сопротивление - иногда с оружием в руках - по оценкам, до восьмидесяти процентов населения штата Массачусетс; последним оплотом стал Барнстейбл на мысе Кейп-Код, не сдававший своих детей вплоть до 1880-х, после чего территория была захвачена стражами порядка, и детей отвели в школу под охраной.
Вот вам любопытный факт на осмысление. Офис сенатора Теда Кеннеди опубликовал недавно документ, утверждающий, что до введения принудительного обучения в штате грамотного населения было 98 процентов, а после его введения уровень грамотности никогда не превышал 91 процента, где и остается в 1990-х. Поневоле задумаешься, да?
Вот еще один интересный факт. Движение хоумскулеров выросло до таких размеров, что уже полтора миллиона молодых людей полностью обучаются силами своих родителей. В прошлом месяце образовательная пресса опубликовали поразительные новости: дети, обученные дома, опережают своих официально обучаемых ровесников на 5, если не на 10 лет, по способности думать.
Тем не менее, мне не кажется, что мы избавимся от школ в ближайшем будущем, точно не в моей жизни, но если мы хотим изменить то, что ведет к нарастающей волне невежества, важно осознать, что школьная система по самой сути своей может только очень хорошо "вышколить", но не "научить". Это происходит не по вине плохих учителей и не из-за нехватки вложенных средств, просто в рамках этой системы, нацеленной на дрессировку, процесс полноценной передачи знаний невозможен.
Наши школы были разработаны профессорами Манном, Сирзом и Харпером из Университета Чикаго, а также Торндайком из Колледжа Учителей Колумбии и некоторыми другими людьми. Все они стали орудием внедрения научного управления людскими массами. Школы предназначены, чтобы производить, вне зависимости от конкретного шаблона, неких шаблонных людей, чье поведение можно предсказывать и контролировать
Школы серьезно преуспели в этом деле. Но наше общество подвержено расслоению, и в таком обществе только успешные люди могут быть самостоятельными, уверенными в себе индивидуальностями - потому что община, в которой защищают зависимых и слабых, нежизнеспособна. Результаты школьного обучения, как я уже сказал, не имеют значения. Качественно обученные школой люди не имеют смысла. Они могут продавать батарейки или лезвия для бритвы, вставлять в факс бумагу и говорить по телефону или сидеть бессмысленно перед мерцающим экраном компьютера, но как человеческие существа они бесполезны. Бесполезны для остальных и для самих себя.
Все мелкие социальные проблемы в нашем мире, как я полагаю, в значительной мере вызваны тем обстоятельством, о котором Пол Гудман (Paul Goodman) говорил еще 30 лет назад: мы принуждаем детей к абсурдному взрослению. Реформа школьной системы должна что-нибудь сделать с этим абсурдом.
Это абсурдно и противоестественно - быть частью системы, которая вынуждает тебя сидеть в заключении с людьми точно такого же возраста и общественного класса. Эта система фактически изолирует ребенка от огромного многообразия жизни и взаимодействия с ним, она исключает его из его же собственной жизни и будущего, оставляя в непрекращающемся настоящем - почти так же, как это делает телевидение.
Это абсурдно и противоестественно - быть частью системы, которая вынуждает тебя слушать, как кто-то читает стихи, в то время как ты хочешь учиться конструировать здания, или наоборот, обсуждать с кем-то конструирование зданий, в то время как ты хочешь читать стихи.
Это абсурдно и противоестественно - двигаться из камеры в камеру по звонку каждый день твоей естественной юности, в учреждении, не дающем права на частную жизнь, и даже преследующем тебя в заповеднике твоего дома с требованием выполнить "домашнее задание".
"Но как же они научатся читать?" - спросите вы, и моим ответом будет: "Вспомните уроки в Массачусетсе". Когда детям дают жить полной жизнью вместо жизни в возрастной группе класса, они учатся читать, писать и считать с лёгкостью, если только эти вещи имеют смысл в их окружении.
Но имейте в виду, что в Соединенных Штатах практически никто не получает уважения за то, что он читает, пишет или считает. Мы - земля говорунов, мы платим чаще говорунам, мы восхищаемся говорунами, таким образом, и дети наши говорят постоянно, следуя общественной модели, которую демонстрирует телевидение и школьные учителя. Очень сложно учить «основам», которые больше не являются основами общества, созданного нами.
Две организации в настоящее время управляют жизнями наших детей: телевидение и школа, именно в таком порядке. Обе они заменяют реальный мир мудрости, мужества, умеренности, справедливости на нескончаемую, непрекращающуюся абстракцию. Столетия назад время ребенка и подростка было бы занято настоящей работой, настоящей благотворительностью, настоящими приключениями и практическими поисками наставника, который может научить тому, чему ты действительно хочешь научиться. Большое количество времени они тратили на общественно-значимые дела, практикуясь в привязанности, встречая и изучая разные уровни взаимодействия между людьми; они учились, как построить жилище и еще дюжинам других задач, необходимых, чтобы стать здоровым мужчиной или женщиной.
Но детям, которых я учу, приходится жить со следующим раскладом времени. Из 168 часов в неделе эти дети спят 56. На все остальное у них остается 112 часов в неделю.
Эти дети смотрят телевизор 55 часов в неделю, судя по последним отчетам. В итоге на то, чтобы расти, остается 57 часов в неделю.
Мои ученики проводят в школе 30 часов в неделю, тратят около 6 часов на сборы в школу, на дорогу из дома и домой, проводят в среднем больше 7 часов в неделю за приготовлением уроков – в сумме больше 45 часов. Все это время они находятся под постоянным надзором, не имеют личного времени или пространства, и их ограничивают в проявлении индивидуальности в использовании своего времени или пространства. Остается всего 12 часов в неделю для создания своего, уникального сознания. Разумеется, эти дети едят, и это тоже отнимает некоторое время - не очень много, потому что мы утратили традицию семейного ужина, но если мы выделим 3 часа в неделю на ужины, мы приходим к чистой сумме личного времени ребенка в 9 часов.
Этого недостаточно. Правда же, этого недостаточно? Чем богаче ребенок, конечно, тем меньше он смотрит телевизор, но и время богатого ребенка редко распространяется на что-то вне каталога коммерческих развлечений или неизбежно назначенных частных уроков в областях, редко когда связанных с его собственным выбором.
И это, представьте себе, тоже завуалированный способ создания зависимых людей, неспособных заполнить свое свободное время, неспособных определить значимое, наполнить смыслом и удовольствием свое существование. Это национальная болезнь - вся эта зависимость и бесцельность, и я думаю, школьное обучение, и телевидение, и уроки, и сама идея получения всеобщего образования имеют к этому большое отношение.
Подумайте о вещах, которые убивают нас как нацию: наркотики, оголтелая конкуренция, беспорядочный секс, порнография с применением насилия, азартные игры, алкоголь, и едва ли не самое худшее - жизни, посвященные покупке вещей, накопительство как философия. Все это - пристрастия зависимых личностей, и именно их постоянно и неизбежно производит наша школьная система.
Я хочу рассказать вам, какое влияние мы оказываем на детей, отбирая все их время - время, которое им необходимо, чтобы взрослеть - и принуждаем их тратить его на абстракции. Вы должны услышать это, потому что любая реформа, не затрагивающая эти ключевые проблемы, станет очередной показухой.
- Дети, которых я учу, равнодушны к взрослому миру. Это разрушает опыт, накопленный тысячелетиями. Тщательное изучение того, чем заняты большие люди, всегда было самым увлекательным занятием для юных. Но никто в наши дни не хочет взрослеть, и кто может обвинять их? Игрушки повсюду.
- Дети, которых я учу, почти не имеют любопытства, а то, которое у них есть - мимолетно. Они не могут сконцентрироваться на долгое время даже на тех занятиях, которые они сами выбрали. Видите ли вы связь меду звонками, звенящими опять и опять при смене уроков, и этим феноменом исчезающего внимания?
- Дети, которых я учу, имеют плохое чувство будущего, чувства того, как завтрашний день неразрывно связан с сегодняшним. Как я сказал ранее, у них постоянное настоящее: тот момент, где они сейчас, и есть граница их сознания.
- Дети, которых я учу, не чувствуют прошлого. Они не понимают, как прошлое предопределило их настоящее, как оно ограничивает их выбор, формирует их ценности и жизни.
- Дети, которых я учу, жестоки друг к другу, им не хватает сострадания к тем, кто в беде, они смеются над слабостью, и они проявляют презрение к людям, которые слишком явно призывают о помощи.
- Детям, которых я учу, непросто даются близость или откровенность. Полагаю, это из-за того, что они, как это часто бывает с усыновленными детьми, не идут на сближение и по привычке прячут секретное внутреннее "я" за внушительной внешней личностью, сотворенной из кусочков и обрывков чужого поведения, заимствованных из телевидения или удобных для манипулирования учителями. Поскольку они не те, кем себя представляют, они маскируют свою слабость, и по-настоящему близких отношений им приходится избегать.
- Дети, которых я учу, крайне меркантильны, вследствие того, что их школьные учителя измеряют все "оценками", а телевизионные «наставники» предлагают весь мир даром.
- Дети, которых я учу, зависимы, пассивны и робки перед лицом нового вызова. Это зачастую маскируется маской бравады или гневом агрессии, но внизу скрывается вакуум с отсутствием жизнестойкости.
Я мог бы назвать несколько других проблем, которые придется решать школьной реформе, если мы хотим остановить упадок нации, но основные тезисы я уже представил, и вы вольны согласиться с ними или нет. Эти проблемы порождены школами, или телевидением, или и тем, и другим. Простая арифметика - между школой и телевидением у детей больше не остается времени. Это то, что разрушило американскую семью: семья больше не влияет на обучение для ее собственных детей. Телевидение и школьное обучение, на них лежит вина.
Что мы можем сделать? Во-первых, нам требуется активное и постоянное привлечение общественного внимания к вопросу, день за днем, год за годом. Мы должны кричать и спорить об этих школьных проблемах до тех пор, пока они не будут решены, либо пока все не будет разрушено под корень - так или иначе. Если мы сможем наладить - замечательно, если мы не можем - успех домашнего обучения показывает нам иной путь, многообещающий. Вкладывая те деньги, которые мы сейчас тратим, в развитие домашнего образования, мы можем убить сразу двух зайцев - добиться восстановления семьи и восстановления семьей детей.
Истинная реформа возможна, но она не должна стоить ничего. Мы должны еще раз подумать об изначальных посылах обучения и решить, чему мы хотим учить детей и почему. В течение 140 лет наша страна старалась спускать цели, созданные элитными "экспертами" по построению общества, сверху вниз, из отдаленного центра. Это не сработало. Это и не будет работать. И это беспрецедентное предательство демократических принципов, на которых когда-то была построена наша процветающая страна. Российская попытка выстроить плутократию в Восточной Европе рухнула на наших глазах, наша собственная попытка централизованного насаждения ортодоксальности, используя школы как инструмент, шатается и трещит по швам, хотя и не так откровенно. Это не работает, потому что основные предпосылки - механические, античеловеческие и чуждые жизни в семье. Это механическое образование может управлять жизнями, но они будут всегда сопротивляться, используя как оружие социальную патологию: наркотики, жестокость, саморазрушение, равнодушие, - и эти симптомы я вижу в детях, которых я учу.
Сейчас самое время, чтобы оглянуться назад и восстановить образовательную философию, которая работает. Ту, которую я особенно люблю, которая была излюбленной в правящих классах Европы в течение тысячелетий. Я пользуюсь ей настолько, насколько это возможно мне одному, как учителю, насколько я могу отойти от существующего института принудительного обучения. Я думаю, это работает одинаково хорошо и для бедных детей и для богатых.
В основе этой системы образования лежит вера в то, что самопознание есть единственная основа настоящего знания. Везде в этой системе, на любом этапе, вы будете встречать распоряжения оставить ребенка наедине с задачей, в обстановке, когда его никто не контролирует. Иногда задача таит в себе значительные риски, как например задача скакать на лошади галопом или заставить ее прыгать, но это одна из задач, успешно решенных в прошлом тысячами детей лет десяти от роду. Можете ли вы себе представить, чтобы кто-нибудь освоил такое умение, не имея уверенности в своей способности сделать что-нибудь? Иногда задача - это задача создания для уединения, такого же как у Торо (Thoreau) рядом с Уолденским прудом, или у Эйнштейна в Швейцарском здании таможни.
"Особые" ли это дети в "специальной" программе? Ну что ж, с одной стороны - да, но никто не знает об этой программе, кроме детей и меня. Они просто славные дети из Центрального Гарлема, яркие и живые, но они были так плохо обучены, когда попали ко мне, что большинство из них не может толком складывать или вычитать. Ни один из них не знал, чему равно население города Нью-Йорка или каково расстояние от Нью-Йорка до Калифорнии.
Беспокоит ли это меня? Конечно, но я уверен, что как только они научатся самопознанию, они смогут самообучаться - и только самообучение имеет истинную ценность.
Мы должны незамедлительно дать детям время для самостоятельности, потому что это ключ к самопознанию, и мы должны опять включить их в реальный мир как можно быстрее, чтобы это независимое время могло быть использовано на что-то другое, а не на очередную абстракцию. Ситуация критическая, она требует решительных действий для ее изменения. Наши дети погибают как мухи в школьных заведениях, хороших или плохих - все равно. Это не имеет значения.
Что еще нужно реструктурированной школьной системе? Она должна перестать быть паразитом на рабочем сообществе. На протяжении всей истории человечества никто, кроме нас, не додумался так оберегать детей и не просить от них ничего для пользы общества. Я думаю, на какое-то время мы должны сделать общественную работу обязательной частью обучения. Кроме того, что это дает опыт бескорыстного поведения, это наиболее простой способ передать юным детям настоящую ответственность в русле жизни.
В течение пяти лет я вел свою партизанскую войну, в которой я видел детей богатых и бедных, умных и неблагополучных, и давал им по 320 часов тяжелого общественного труда в год. Многие из этих детей возвращались ко мне годы спустя, возмужавшие, и говорили мне, что один этот опыт помощи другому изменил их жизни. Он подсказал им, как взглянуть с другой стороны, переосмыслить цели и ценности. Это произошло, когда им было тринадцать, в моей программе Школьная Лаборатория, которая стала возможной только благодаря тому, что в районной школе для богатых царил хаос. Когда "стабильность" вернулась, Лабораторию закрыли. Она была слишком успешна для дико смешанной группы детей, и обходилась слишком дешево, чтобы позволить ей продолжить существование. На нашем фоне дорогие элитные программы плохо выглядели.
В большом городе нет недостатка в реальных задачах. Детей можно просить о помощи в их решении в обмен на уважение и внимание со стороны всего взрослого мира. Это хорошо для детей, хорошо для остальных. Это тот учебный план, который учит Справедливости - одному из четырех важнейших достоинств в любой системе идеального образования. Что подходит для богатых и сильных, без сомнения, подходит для остальных из нас - более того, идея абсолютно бесплатна, как и остальные искренние идеи реформы образования. Излишек денег и излишек людей, направленных в эту больную систему, только усугубит все ее болезни.
Независимая учеба, общественная работа, опыт приключений, уважение к частной жизни и достаточное время на уединенность, тысяча различных стажировок длиной в один день или больше - все это мощные, дешевые и эффективные пути начать реальную реформу школьного обучения. Но ни одна крупномасштабная реформа никогда не сможет восстановить наших пострадавших детей, или наше поврежденное общество до тех пор, пока мы не придем к идее открытой "школы" - для того, чтобы сделать семью главным двигателем образования. Шведы реализовали это в 1976, когда вместо поддержки системы усыновления нежеланных детей направили усилия и богатства нации на укрепление первоначальной семьи так, чтобы дети, рожденные у шведов, были желанны. Они не добились полного успеха, но они успешно снизили число отказных шведских детей с 6000 в 1976 до 15 в 1986. То есть это может быть сделано. Шведы просто устали тратить деньги на социальные проблемы, вызванные наличием детей, воспитанных вне семьи, и приняли меры. Мы тоже можем.
Семья - основной двигатель образования. Если мы используем школьное обучение для отделения детей от родителей - ведь это стало основной функцией американской школы с 1850-х годов - и не признаем при этом свою ошибку,у нас и дальше будет тот же кошмар, что и сейчас. Учебный план, предлагаемый в семье, лежит в основе хорошей жизни, а мы далеко ушли от этого учебного плана, время к нему вернуться. Школы первыми из учреждений, стоящих над семьей, должны ослабить мертвую хватку, должны во время обучения способствовать объединению родителей и детей, укреплению семейных уз. Это было настоящей целью, когда я отправлял девочку и ее мать на побережье Джерси на встречу с шерифом полиции. У меня есть много идей для составления семейного учебного плана, и предполагаю, у большинства из вас появится множество идей, как только вы начнете думать об этом. Но что мешает склонить людей на местах двигаться в направлении реформы школы? Самая большая проблема заключается в том, что у нас много людей с корыстными интересами, завладевших эфирным временем и получающих прибыль от существующей системы школьного образования, что бы они при этом ни произносили вслух.
Мы должны требовать, чтобы новые идеи были услышаны, мои идеи и ваши. Мы все пресыщены авторитетными мнениями, передаваемыми посредством телевидения и прессы - объявим декаду долгих общедоступных переговоров, больше никаких "экспертных" мнений. Эксперты в образовании никогда не были правы, их "решения" дороги, служат их интересам, и всегда подразумевают дальнейшую централизацию. Довольно. Время вернуть демократию, индивидуальность и семью. Я высказался. Спасибо.
Можно всерьёз брать на вооружение! Я как раз много думаю о концепции школьного образования.
Он появится на сайте после модерации.
Комментарии • 1